– И этот вот раскапризничался, мол, не хочу очередного кандидата. А как я могу в этой куче навоза найти жемчужное зерно? И вообще, почему я, старуха, должна за вас, молодых, энергичных, работать, да еще и с начальственными указявками бороться? Сами бы и бунтовали. А то хуже глуповцев. Те хоть изредка падали на колени и кричали «не хотим горчицы, не приемлем». А вы, как зомби, все приемлете. Свинки морские, а не журналисты!

– Паситесь, мирные народы!

Вас не разбудит чести клич.

К чему стадам дары свободы?

Их должно резать или стричь… – меланхолично произнесла Лизавета.

– Прямо районный Дом культуры, один поет, другая декламирует! – Чаша Ланиного терпения переполнилась окончательно. – Не буду я за вас думать. Какие есть сюжеты, те и показывайте!

– Да уж, давно никто ничего интересного не снимал. Какой-нибудь мощный спецрепортаж о торговцах наркотиками, или о контрабанде оружия, или о заказных убийствах, или о беженцах, которые живут в шалашах прямо здесь в Петербурге, возле станции метро. – Теперь в Лизаветином голосе звучали мечтательные нотки. – Все, видно, иссяк порох в этих… – она лукаво улыбнулась, – в пороховницах.

– Это еще почему? – немедленно отреагировал на подначку обидчивый Савва. – У меня есть роскошный сюжет про тайную школу телохранителей!

– Ага, а про библиотеку Иоанна Грозного у тебя ничего нет? – легкомысленно бросила в ответ Лизавета.

– Про библиотеку в Москве сделали. Ее же до сих пор ищут, под Кремлем… – серьезно возразил Савва.

– Ах под Кремлем… – насмешливо протянула Лизавета, воспитанная в университете сугубыми историческими материалистами, которые научили ее здоровому скептицизму. – А нефть и алмазы под Кремлем не ищут?

– Ты зря, – заступился за Савву сердобольный Сереженька, – действительно ищут, я сам в «Огоньке» читал.

Плодотворный разговор о кладах прервала Лана Верейская:

– Все, вот тебе верстка, ступай с Богом, больше ничего переделывать не буду! – Она вручила Сереже Болотову желтоватый листок.

Сережа начал читать, Лизавета тоже сунула нос в верстку – спорный сюжет о визите кандидата в Красносельский район мирно соседствовал с репортажем о встрече другого кандидата с парламентской делегацией Великого герцогства Люксембург и о подписании договора об экономическом сотрудничестве между Петербургом и Петрополисом, крупным населенным пунктом и одновременно центром легкой промышленности в Бразилии.

Сережа вздохнул полной грудью и совсем было собрался возразить, но натолкнулся на решительный, из-под очков, взгляд Светланы Владимировны и сдался. Все же не та закалка у молодежи! Не готовы они к борьбе. Не знают, что такое огонь, вода и медные трубы.

Он покорно поплелся писать комментарии. Лизавета проводила сникшего коллегу долгим, задумчивым взглядом.

Следом вприпрыжку удалился режиссер, прихватив еще пять экземпляров верстки – для монтажеров, звукорежиссера и администратора.

– Паситесь, мирные стада… А что у нас на субботу? – осторожно спросила Лизавета у Верейской.

Та хищно улыбнулась:

– Что в журнале есть – все твое! Думаю, и в субботу ваши общие ненаглядные отдыхать не будут. Не то время.

– А если спецрепортаж?

– Только хороший. Из-за какой-нибудь ерунды я не буду нарушать директиву руководства. Я вам что, Родина-мать? И так тут почти без еды и воды ради вас мучаешься! – Лана величественно поднялась и отправилась в соседнюю комнату, где была оборудована кухня для персонала – кофеварка, микроволновая печь, холодильник.

– Что у тебя там с телохранителями? – спросила Лизавета Савву, как только они остались одни.

– Классная вещь! По картинке – просто восторг: рукопашный бой, стрельба, медитации…

– И никакой рекламы? Ни вот на столечко? – Лизавета оттопырила мизинец.

– Какая реклама! Я их вообще случайно нашел. Слушай, может, вместе туда съездим? Я как раз сегодня собирался.

– А я собиралась на Екатерининский. В бюро судебно-медицинской экспертизы. Нашли Леночку Кац. В подвале. Затопленном. Врачи говорят, инсульт… В подвале мы с Сашкой уже были.

– Можно я с тобой? – Савва сделал серьезное и озабоченное лицо. Впрочем, он почти всегда разгуливал по редакции с серьезным выражением лица – наверное, чтобы не так бросались в глаза его юношеская пылкость и обидчивость.

– Не знаю, – засомневалась Лизавета. Савва, если впустить его в сюжет, перехватывал инициативу, и сладу с ним потом не было. Азартен до умопомрачения. – Ты на колесах?

– Да, починил недавно.

– Тогда заводись, я минут через десять спущусь.

Савва умчался, довольный собой и Лизаветой. Он умел ссориться и умел мириться, этого у него не отнимешь.

ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

Школа телохранителей оказалась весьма фешенебельным заведением. Комната, в которую проводили Савву и Лизавету, была большой и экстравагантной. Гигантский бежевый ковер на полу, метров сорок квадратных чистейшей, нежнейшей шерсти. Вдоль стен узенькие приступочки, обитые мягкой кожей или очень качественным кожзаменителем. Именно на них присели четверо крепких парней, четыре богатыря – шеи мощные, чуть не по полметра в обхвате, разворот плеч, если мерить по-русски, – косая сажень, грудь, само собой разумеется, колесом, ноги как колонны портика Казанского собора, брови низкие, взгляды сумрачные. Бандиты да и только, но одеты максимально скромно. Никаких костюмов «Пума» и «Адидас», золотых цепей, кожаных курток и просторных слаксов. Никаких костюмов тройка с люрексовой ниткой. Джинсы, тонкие шерстяные свитера. И все четверо напоказ без оружия.

Они встретили Лизавету и Савву Савельева у входа в школу телохранителей. Лизавета немедленно окрестила всех четверых – три богатыря и Салават Юлаев. Поскольку трое обладали определенно славянскими чертами, а четвертый – чернявенький, но не кавказец и не китаец – мог быть и татарином, и башкиром, и мордвином.

Именно чернявый внимательно оглядел Савву, потом перевел взгляд на Лизавету и, видимо, удовлетворившись визуальным осмотром, кивнул, приглашая войти. Пройдя небольшой коридорчик, который Лизавета толком не разглядела из-за темноты, они оказались в просторной и светлой комнате.

В центре, образуя правильный четырехугольник, стояли два дивана и четыре кресла бежевые, как и ковер. Сбоку к каждому дивану и к каждому креслу был вплотную придвинут низенький столик. С потолка свисала люстра, этакий хрустальный каскад из эпохи конструктивизма. К люстре был приделан укрепляющий нервную систему «мобиль» – серебристая вращалка, нечто подобное вешают на кроватку младенцам, чтобы развивались. В дальнем углу еще один столик, уже на колесиках, на нем – видеоаппаратура: телевизор с экраном метр на метр и видеомагнитофон. Мягкий свет (не люстра, а откуда-то из-под потолка), сам потолок не традиционно белый, а скорее слоновой кости, бежевые стены. Все вместе – крайне дорого, изысканно и элегантно. Парни-сопровождающие усадили гостей на диваны, сами выбрали стенную приступочку и замолчали. Очевидно, светская беседа, скрашивающая ожидание, местным этикетом не предусматривалась.

– Какие обаятельные телохранители! Только почему они все время молчат? Могли бы для проформы предложить чашечку кофе, – шепнула Лизавета.

Савва обиделся, словно это были его личные охранники, и сварливо ответил:

– Ничуть не хуже твоего патологоанатома. Тоже мне, интеллигент вшивый, маэстро скальпеля и ножовки.

Лизавета невольно хихикнула. Действительно, доктор, с которым они говорили на Екатерининском, вел себя, как капризная примадонна. Наверное, потому, что в бюро судебно-медицинской экспертизы привыкли к визитам бесчисленных журналистов.

Паломничество туда началось лет двенадцать назад, когда журналистам разрешили самостоятельно выбирать темы и бичевать не только отдельные мелкие недостатки, но и крупные преступления. Тогда репортеры первых полунезависимых, как бы они ни назывались, газет и телепрограмм и подружились с экспертами.